Красная горка (Фомино воскресенье)

Под названием Красная горка известно в народе первое воскресенье, следующее после Пасхи (другое название – Фомино воскресенье). В этот день все девушки и молодые бабы, запасшись съестными припасами, собирались в каком-нибудь излюбленном месте деревенской улицы и пели песни-веснянки («закликали», или «заигрывали», весну), водили хороводы и устраивали разнообразные игры. Наименование этого дня ведет свое начало от седой древности. Горы – колыбель человечества, родина и обитель богов и естественные пределы их владений – у всех славян почитались священными и поэтому являлись местом совершения большинства богослужебных обрядов и связанных с ними обычаев. Слово «красный» означало – прекрасный, веселый, радостный, молодой. Отсюда и название первого праздника воскресшей весны. В отдаленнейшие годы древнерусского язычества в этот день возжигались по холмам священные костры – огни в честь Даждьбога. Вокруг этих костров совершались жертвоприношения и мольбища. Здесь же вершился суд – «полюдье». У русского народа не было никаких капищ, их заменяли лесные поляны да «красные горы», на которых на месте повергнутых идолов были воздвигнуты церкви при благочестивых князьях-христианах, отходивших из этого мира в святой схиме. Красная горка считалась девичьим праздником и, так как в этот день происходили свадьбы и шло усиленное сватовство, то на игры являлись обычно все девушки до единой (конечно, в лучших нарядах, потому что в этот день происходил выбор женихами невест). Считалось даже дурной приметой, если какой-нибудь парень или девушка просидят на Красную горку дома: такой парень или совсем не найдет себе невесты, или возьмет «рябую», уродину, а девушка или совсем не выйдет замуж, или выйдет за какого-нибудь замухрышку. И, во всяком случае, оба они, и парень, и девушка, непременно умрут вскоре после свадьбы.
В этот же день в городах, начиная с Москвы белокаменной, исконной хранительницы преданий и обычаев русской старины, и кончая самыми захолустными, устраивались праздничные прогулки заневестившихся девушек. Женихи, в свою очередь, выходили на смотрины, совершавшиеся на весеннем вольном воздухе, под зелеными навесами распускающихся деревьев. Бывало и так, что на месте «зеленых смотрин» происходило и само рукобитье. Местами (например, в Костромской губернии) существовал обычай, позволявший парням обливать водой приглянувшихся девушек. Которую кто из парней обольет, тот к ней и должен был свататься. А тот, кто не сделает этого, считался лихим обидчиком, похитителем девичьей чести.
Во многих селах и деревнях на Фомино воскресенье в обычае было ввечеру сходиться молодежи за околицей и водить там, на задворках, хороводные игрища, величая весну-красну. При этом наиболее удалые из парней влезали на деревья и прыгали с них наземь, перескакивали с разбега через плетень, а другие ходили вокруг сенных стогов или соломенных ометов и пели: Как из улицы идет молодец,
Из другой идет красна-девица,
Поблизехоньку сходилися,
Понизехонько поклонилися.
Да что возговорит добрый молодец:
– Ты здорово ль живешь, красна-девица?
– Я здорово живу, мил-сердечный друг;
Каково ты жил без меня один?..
Эта песня имела то же самое значение для деревенской брачующейся молодежи, что и описанное выше обливание водою. Кроме матримониального значения, Красная горка в некоторых местах приобретала совершенно особый характер бабьего заклинания. Так, в первое воскресенье после Пасхи устраивали «опахивание села». В глухую полночь все деревенские женщины шли с песнями за околицу, где их дожидались три молодые бабы с сохой и три старухи с иконой Казанской Божьей Матери. Здесь девушки расплетали свои косы, а бабы снимали головные платки, и начиналось шествие: несколько баб садились на доски, положенные поверх сохи, несколько девок брались сзади за соху, чтобы ее придерживать, а остальные, взявшись за привязанные веревки, тащили соху таким образом, чтобы обвести бороздой все село и на перекрестках сделать сохой крест. Впереди процессии шествовали старухи с иконой и молились, чтобы село не постигли какие-либо бедствия и напасти и чтобы эти напасти останавливались за бороздой и не смели ее переступать. В этом обряде принимали участие одни только женщины и девушки, парни же присоединялись к ним уже потом, когда бабы опишут круг около села и, возвратившись на прежнее место, устроят пирушку, распивая брагу и закусывая. Пирушка эта продолжалась до третьих петухов (приблизительно до трех утра), а затем все расходились по домам, так как гулять после петухов считалось грешно. Фомино воскресенье на языке народа называлось также «вьюничным», потому что в этот день, после обедни, деревенская молодежь, собравшись в условленном месте, целыми толпами двигалась к тем домам, где живут молодые супруги («вьюнец и вьюница»), обвенчанные в прошедший мясоед, и кричала: «Молодая, молодая, подай вьюнца (молодого), а не подашь вьюнца, будешь ветреница». Слова эти выкрикивали до тех пор, пока в избе не распахнется окошко и молодая не вынесет всякого угощения: крашеных яиц и пирогов, пряников, пива, меда и даже денег. После этого старшой из певунов-весельчаков затягивал благодарственную песню: Еще здравствуй, молодой,
С молодой своей женой!
Спасибо тебе, хозяин,
Со твоей младой-младешенькой
Хозяюшкою счастливою —
На жалованьи,
На здравствованьи!..
Хор молодежи после каждого стиха подпевал: «Вьюнец-молодец, молодая!» – чем и заканчивалось чествование новобрачных до другого осененного новым счастьем дома, где повторялось то же самое. В некоторых местах к молодежи примыкали и женатые мужики и бабы и тоже кричали: «Вьюн да вьюница, подайте кокурку да яйцо, – если не дадите, вломимся в крыльцо!» Кокурка – это большой, круглой формы, пшеничный пирог с изюмом; он выпекался теми молодушками, которые первый год живут замужем и предназначался, собственно, для бывших подруг-девиц, которым и вручался с низкими поклонами и с безмолвной просьбой, чтобы девицы принимали гулять с собой и молодых, недавно обвенчавшихся женщин. Та девица, которая принимала кокурку из рук молодой, отдавала треть этого каравая назад молодым, другую треть – мужикам, старым женщинам и ребятишкам, а прочее уносилось в дом и съедалось девицами при пении песен, от которых воздерживались всю пасхальную неделю. Этот старозаветный обычай в некоторых селах сопровождался особыми ритуальными обрядами: после обедни, где-нибудь на открытом месте деревенской улицы, собирались бабы, а в некотором отдалении от них становились все молодые парочки и начинали подзывать баб к себе. В ответ на этот зов, бабы начинали петь песни и медленно подходить к «ново-женам», которые давали им по куску пирога и по одному яйцу.