Троица – зеленые Святки

Троицын день с незапамятных времен является одним из любимейших праздников русского народа. С ним связано много народных обычаев и обрядов, справляемых помимо церковного торжества. В стародавнюю пору, когда еще свежа была на Руси память языческого прошлого, с Троицкой, или «семиковой», «семицкой», неделей было связано столько самобытных проявлений народного суеверия, как ни с одним другим праздником, за исключением Святок. Эта неделя, посвященная богине весны, победившей демонов зимы, издавна чествовалась шумными общенародными игрищами. Конец мая-начало июня, на которые приходится Троицын день, особенно подходили к чествованию весеннего возрождения земли, покрывавшейся к этому времени наиболее пышной растительностью, еще не успевшей утратить своей обаятельной свежести. Языческий месяцеслов наших отдаленных предков, совпавший в этом случае с христианскими праздниками, дал повод к объединению их с собою. Мало-помалу древнее почитание богини весны, светлокудрой Лады, было забыто, а сопровождавшие его обычаи слились с новыми обрядами, создав вокруг первого летнего праздника необычайно яркую обстановку. «Семицкая» («семиковая») – седьмая после Пасхи – неделя, заканчивающаяся Троицыным днем, носила название «зеленых Святок». В народной Руси именовалась она также «русальной», «зеленой», «задушными поминками», «разгарой» – каждое из названий находит свое объяснение в пережитках русского язычества. «Честная Масленица в гости Семик звала, честь ей за то и хвала!» – говорит народная прибаутка. Семик – это, собственно, четверг (четверток) на последней неделе перед Пятидесятницей; на седьмой неделе после Пасхи. В этот четверг, посвященный древним язычеством верховному богу Перуну, совершались главные приготовления к празднованию Троицына дня. С ним связано столько своеобразных обычаев, что даже старинная народная песня величает его такими словами: Как у нас в году три праздника:
Первый праздничек – Семик честной…
Семик «честной» – тоже весенний праздник и притом самый веселый и коренной, соблюдаемый с древних времен доисторической старины. С широкой Масленицей у Семика большое сходство и сродство, разница тут только в том, что один праздник приспособлен к концу зимы, а другой – к концу весны, и оба – в честь красного солнышка. Семик – преимущественно девичий праздник. Повсюду к этому дню шла в деревнях девичья складчина: собирались яйца, пеклись лепешки и пироги, закупались всяческие лакомства. Девушки целыми деревнями отправлялись в рощу, на берег речки – завивать березки, «играть песни» и пировать. Основное ядро Семикового праздника и его отличительная особенность – завиванье венков. Крестьянские девушки с первых летних дней начинали плести (завивать) венки, которые были не просто украшением, а выступали в качестве оберегов от нечистой силы и злых людей. Завивали венки на себя, на родителей, на жениха или просто на знакомых, оставляя их до Троицына дня, когда ходили «ломать венки», то есть, погадав на них, бросать в воду. На березки вешались венки, по которым девушки загадывали о своей судьбе, бросая их на воду, в пруд или реку, в самый Троицын день. Потонул венок – в этот год замуж не выйти, а, пожалуй, даже и умереть можно, но очень хорошо считалось, если венок всплывет, да еще и против течения. Вслед за пирушкой девушки начинали водить хороводы. В ближней роще выбирали кудрявую березу, срубали самую густую ветку, украшали ее лентами, втыкали в землю и, ухватившись за руки, сплетались хороводом и пели песни. Березонька кудрявая,
Кудрявая, моложавая.
Под тобою, березонька,
Всё не мак цветет,
Под тобою, березонька,
Не огонь горит;
Не мак цветет,
Не огонь горит —
Красные девушки
В хороводе стоят,
Про тебя, березонька,
Всё песни поют.
Семицкие хороводы сопровождались особыми обрядами, посвященными «березе-березоньке», которой воздавались особые почести – вероятно, как живому олицетворению древней богини весны. Наряжали березу в ленты, пестрые лоскутки, носовые платочки, приносили на семицкие пирушки куклу из соломы, разукрашенную березовыми ветками. Повсюду на Руси церкви и дома украшались к Троице ветками березок – как в деревнях, так и в городах. Существовало гадание с разукрашенной березкой и яичницей на урожай ржи. (Березку ставили среди озимого поля, а яичницу ели не иначе, как бросая через голову ее часть и целые яйца в рожь, чтобы «она, кормилица, лучше уродилась». Затем по ржаной полосе катались, переваливались с боку на бок, чтобы не болела во время жатвы спина и не «расхваталась» (от схватки пучков ржи на серп) рука, перевязанная для устранения возможной беды на это время в запястье ниткой.) Хороводы девичьи прекращались с Троицы до Успения. Существовало поверье, что славянские нимфы и наяды – русалки, живущие в омутах рек, выходят в Троицкую неделю, то есть в лучшую часть года, когда все цветет, из воды. Накануне Троицына дня убегают они в поля, странствуют по берегам своих рек в близлежащих лесах и рощах, приютом себе избирая ветвистые старые деревья, преимущественно дубы, качаются на ветвях и заводят свои ночные игры. Русалки, по народному представлению, это тоскующие души младенцев, родившихся мертвыми или умерших некрещеными. Они начиная с зеленых Святок до Петрова дня живут в лесах, смехом и ауканьем зазывая к себе путников, которых защекочивают до смерти. На «зеленой», «русальной» неделе никто не купается – из опасения попасть к ним в руки, а Семик называют еще «великим днем русалок». С русальным праздником у Семика такое близкое родство, что по основным приметам их отделить очень трудно. В этот день взрослые девушки плели венки и бросали их в лесу русалкам, чтобы они добыли им суженых, после чего тотчас убегали. По их мнению, в этих венках русалки рыскали во ржи. Предохранительным средством от русалочьих чар считалась полынь и трава «заря». Существовал обычай «русалочьих проводов», или «русалочьих похорон», когда речных чаровниц изгоняли целой деревней, парни и девушки. Обряд этот также совершался обыкновенно по окончании весны, через неделю после Троицы, и связывался с прощанием с веселой весною. Троицын день можно с полным основанием назвать «зелеными Святками». К празднику заготавливали молодую зелень: ветки березы, считавшейся деревом, оберегающим от зла; клена, в которого превращались проклятые люди, и дуба – могучего дерева, символизирующего мужское начало, силу и крепость; ветки рябины, почитавшейся на Руси прекрасным оберегом, и орешника, связывавшегося с загробным миром. В день празднества прихожане в церквях выстаивали обедни с букетами луговых цветов или ветками деревьев, как улицы, так и дома украшались березками, травы и ветки привязывали к рогам коров, разбрасывали в огородах. Считалось, что в развешенной в доме зелени прячутся души умерших родственников, спускавшихся на землю в праздник Троицы. По окончании празднества (через неделю после Троицы) зелень сжигали, бросали в овраги или сплавляли по реке. Полевые цветы, побывавшие в церкви, засушивали и хранили за иконами для разных надобностей: клали их под свежее сено и в житницу, чтобы не водились мыши, в норы на грядках от землероек и на чердак от пожара. Деревья свозили на деревенские улицы целыми возами и украшали не только двери домов, но и оконные косяки, а в особенности церковь, пол которой усыпали свежей травой: ее всякий при выходе с обедни старался захватить из-под ног, чтобы примешать к сену, вскипятить с водой и пить как целебную. Из листьев деревьев, стоявших в церкви, вили венки и клали их в горшки при рассаживании капусты. Во многих селах обметали могилы пучками цветов, принесенных из церкви от троицкой обедни. Это называлось «глаза у родителей прочищать». В среде молодежи существовал старинный обычай, приноровленный именно к Троицыному дню (точно так же, как к Масленице), назывался он «трясти порох» и состоял в следующем. Во время гулянья, на лугу, среди хороводов и игр в «горелки», кто-нибудь из мужчин хватал картуз с молодожена, тряс им над головой и кричал во все горло, на все поле: «Порох на губе, жена мужа не любит». На этот крик молодуха выделялась из толпы (в том и была задача, чтобы сделать это по возможности быстрее), становилась перед мужем, кланялась ему в пояс, снимала тот картуз, который успевали положить ему на голову в момент ее появления, брала мужа за уши и трижды целовала и снова кланялась ему и на все четыре стороны. При ее уходе, а иногда и при ее появлении, происходила вслух оценка ее качеств и звучали разные площадные шуточки, особенно над теми молодыми женами, кто в девушках имел грешки. Женщины обыкновенно стеснялись этого обычая, говорили: «Когда трясут порох, лучше бы сквозь землю провалиться». Во многих местностях на Руси в этот праздник происходили смотрины невест. Девушки собирались на лугу и, сойдясь в круг, медленно двигались с песнями. Вокруг стояли женихи и высматривали себе невест. Существовал также обычай «крещения кукушек», состоявший в том, что на семицкое гулянье в роще избранные гуляющими «кум» и «кума» надевали крест на пойманную заранее кукушку или на траву, носящую ее имя (кукушкины слезки, кукушечий перелет и др.), клали их на разостланный платок, садились около него и целовались под приуроченную к этому семицкую песню: Кумушка, голубушка,
Серая кукушечка!
Давай с тобой, девица,
Давай покумимся!
Ты мне кумушка,
Я тебе голубушка!
Кумушка, голубушка,
Горюшко размыкаем!
Будешь мне помощница,
Рукам моим пособница! Покумившиеся таким образом считались кумами на всю жизнь.