Спожинки Третий (Хлебный) Спас

28 августа (15 августа по ст. ст.) церковь празднует день Успения Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Присно-девы Марии. В старину крестьяне рассказывали следующую легенду о смерти Божьей Матери. Богородица прожила на свете шестьдесят два года; двадцати двух лет родила она сына Иисуса и умерла спустя десять лет после Его смерти. Объятая великой материнской скорбью, она, после Голгофы, ходила на гору Елеонскую и там просила у своего Божественного Сына последней милости – скорее освободить ее от тягостной земной жизни и принять к Себе, на небо. Там же, на горе Елеонской, явился к ней архангел и благовествовал: «Мати! Молитва твоя услышана, и ты будешь принята на небо». Но слова Божественного вестника сбылись только тогда, когда истек десятый год после кончины Спасителя мира. Существовала особая легенда и о похоронах Богоматери. Когда в гробу ее несли на кладбище, из какого-то дома выбежал еврей и хотел было опрокинуть гроб, чтобы тем оскорбить христианскую святыню и поколебать веру в сердцах тех, кто принимал участие в траурной процессии. Но Господь не допустил такого кощунства, и, по слову Божьему, с небес слетел ангел с огненным мечом и отсек дерзновенному еврею руки. Чудо это произвело глубокое впечатление на всех присутствующих, но больше всего на самого еврея, который сразу же уверовал в Богородицу и стал горячо молиться Ей, после чего у него снова приросли отсеченные руки. На кладбище Божья Матерь была опущена в могилу, но тело Ее не осталось в земле, а нетленным было взято на небо. Об этом ученики Христовы узнали следующим образом. При похоронах Богоматери не было ученика Фомы, который, по свойственному ему маловерию, захотел разрыть могилу, чтобы собственными глазами убедиться, действительно ли Мать Иисуса скончалась и покоится в земле. Но когда могилу разрыли, там уже остались одни пелены, тела же не было – оно вознеслось на небо. День Успения Пресвятой Богородицы считался не только постным, но даже траурным днем, по крайней мере, старухи-крестьянки любили в этот день одеваться во все черное, в память о праведной кончине Богоматери. В крестьянском быту день Успения Пресвятой Богородицы считался днем окончания жатвы и был одним из важнейших земледельческих праздников, посвященных завершению полевых работ и встрече осени. До Успения полагалось, по установившемуся в незапамятные годы обычаю, успеть дожать последний сноп в озимом поле. Потому назывался этот день «спожинки», «дожинки» («спожинать» – кончать жатву, дожинать хлеб). В других областях называли его «госпожинки», вероятно, от «госпожи», то есть «Владычицы» – Богородицы. «У нас уже спожали!», «И у нас спожинают (дожинают последки)!» – говорили в народе, встречаясь на Успение. В этот день кончается двухнедельный Успенский пост, во время которого деревня, живущая «на земле», должна «успеть» в поле. К Успеньеву дню «поспевает все слетье», после него начинаются «осенины», и дело не на шутку идет к зиме. По народному изречению, «с Успенья солнце засыпается», а потому деревенский опыт говорит, что «до Успенья пахать – лишнюю копну нажать», «озимь сей за три дня до Успенья да три дня после Успенья». Народная примета, предостерегающая пахаря от запаздывания с полевыми работами, только в редких случаях не оправдывалась на деле. На спожинки – там, где к этому времени заканчивалась жатва, – по деревням устраивали «мирскую складчину», варили «братское пиво» и пекли праздничные пироги из новой муки. На пирушки созывались все родные и добрые соседи – «пировать Успеньщину». В урожайный год в этот день закалывали купленного на мирские деньги барана. В старину в этот день крестьяне собирались гурьбой на боярский двор, где и праздновалось окончание жатвы, сопровождавшееся приуроченными к нему обрядами. Жницы обходили все сжатые поля и собирали оставшиеся не срезанными колосья. Из них свивался венок, переплетенный полевыми цветами. Этот венок надевали на голову молодой красивой девушке, и затем все шли с песнями к городской усадьбе. По дороге толпа увеличивалась встреченными крестьянами. Впереди шел мальчик с последним сжатым снопом в руках. На крыльцо выходили боярин с боярыней и боярышнями и приглашали жниц во двор, принимая венок и сноп, которые после ставились в покоях под божницей. Угостившись на боярском дворе, толпа расходилась по домам. Иногда «дожиночный» сноп наряжали в сарафан, приделывали к нему из палок подобие рук и надевали на него белую кичку (праздничный головной убор замужней женщины), а затем несли «именинника» в помещичью усадьбу, где песнями напрашивались на угощение, во время которого сноп-именинник стоял на столе. В некоторых местностях существовал обычай обвязывать последними колосьями серпы и класть их на Третий Спас (29 августа (16 августа по ст. ст.) под иконами. В день Успения мужички считали своим долгом принести колосья нового хлеба в церковь, на литургию, чтобы «Успенье-Матушка» благословила их труды и помогла благополучно управиться с молотьбой, защитив свезенный хлеб от пожаров и всякого несчастья. Жницы же, дожиная последний сноп накануне Успеньева дня, замаявшись на летней страде, катались («купались») по сжатой полосе, приговаривая: Жнивка, жнивка!
Отдай ты мою силушку:
На песть, на колотило,
На молотило,
На кривое веретено! Этим надеялись они набраться новых сил для дальнейших, осенних и зимних, бабьих работ. На возвращающихся с «дожинок» баб и девушек поджидавшие их у околицы молодые парни выливали ведра воды. Иногда при этом пелась подобающая случаю песня вроде следующей: Пошел колос на ниву,
На белую пшеницу.
Уродись на лето,
Рожь с овсом,
Со дикушей,
Со пшеницей:
Из колоса – осьмина,
Из зерна – коврига,
Из полузерна – пирог.
Родись, родись,
Рожь с овсом! По народной примете, этим обычаем обеспечивались плодотворные дожди на будущие весну и лето. А заканчивалось все обычно крестьянскими пирушками, которыми жнецы как бы вознаграждали себя за изнурительную работу. В праздник Успения Пресвятой Богородицы в деревнях принято было святить новый хлеб. Это происходило за обедней, когда каждый добрый хозяин приносил с собой в церковь свежеиспеченный каравай нового хлеба. До возвращения с ним из церкви дома никто не ел ни крошки: все дожидались «свяченого куска». Разговлялись на этот день прежде всего хлебом. Остаток каравая тщательно завертывался в чистую холстину и клался под образа. Кусочками его «пользовали» больных, твердо веря в их целебную силу. Считалось большим грехом уронить хотя бы малую крошку от такого каравая на пол, а тем более – растоптать ее ногами. На Русском Севере принято было подавать на Успеньев день «дежень» (толокно). Женщины ели его, похваливали и вели беседы о прошедшей жатве. Девушки пели в Успеньев вечер, за толокном-деженем, приличные случаю песни. А старики прикидывали, подсчитывали («по суслонам») собранный урожай. Детвора до поздней ночи шумела в этот день у завалинок, проводя время в веселых играх, перемежавшихся звонкими припевами. Заливались, по всей деревне разносились молодые голоса: Дожали, дожили,
Оспожинки встретили,
Каравая начали,
Толокна проведали,
Гостей угостили,
Богу помолили!
Хлебушко, расти!
Времечко, лети, лети —
До новой весны,
До нового лета,
До нового хлеба!.. С Успеньева разговения начинались по деревням осенние «посиделки», «засидки», «беседы». Время не ждет: до Покрова только-только успеть молодежи досидеться до свадеб. Принято было не засылать сватов раньше чем через две недели после спожинок. А известно исстари, что «первый сват другим дорогу кажет». Потому-то и начинали деревенские красавицы присматривать себе женихов после Успения. «С Успеньщины не успеешь присмотреть – зиму тебе в девках просидеть! – увещевала красну девицу старая пословица, взятая из крестьянского быта, тесно связанного с полевыми работами и твердо помнящего, что „на белом Божьем свете всему – свой час!“» Перед спожинками старые люди ходили на воду наблюдать за течением. Если реки, озера и болота не волновались ветром и лодки стояли спокойно, то говорили, что осень будет тихая и зима пройдет без метелей. От спожинок, дожинающих последний сноп, рукой подать и до досевок. Как упоминалось выше, народный опыт отводил на окончание озимого сева всего три дня после Успения. К последнему дню августа (18 августа по ст. ст.) хороший хозяин должен был бросить последнюю горсть жита в землю. О запоздавших ленивцах, оправдывавших свою лень недосугом, в народе говорили: «До Фролова дня (31 августа (18 августа по ст. ст.) сеют ретивые, после Фролова – ленивые!» и «Кто сеет рожь на Фролов день, у того родятся одни Фролки». Третий Спас (29 августа (16 августа по ст. ст.) празднуется в честь Нерукотворного Образа, поэтому его еще называли Спас на полотне (то есть образ, икона). В честь этого праздника в Нижнем Новгороде проводилась ярмарка, где торговали различными тканями. «Первый Спас – на воде стоят, Второй Спас – яблоки едят, Третий Спас – холсты продают», – говорили в народе. Крестьяне называли Третий Спас «ореховым», потому что к этому времени в Центральной полосе России поспевает лесной орех. Орехи на Руси считались символом богатства. В старину верили, что если носить с собой орех – двойчатку или тройчатку (два или три ореха на одной веточке), то не будешь испытывать недостатка в деньгах. На Третий Спас соблюдался обычай загадывать о посеве. Из дожиночного снопа, о котором говорилось выше, брали три колоса. Вылущенные из них зерна, из каждого отдельно, зарывали в землю на примеченном укромном месте. Если раньше и лучше всех взойдут зерна первого колоса – значит, лучший урожай даст в будущем году ранний сев; если зерна второго – средний; третьего колоса – поздний сев. К празднованию Третьего Спаса начинали готовиться накануне. Хозяйки с вечера ставили опару, чтобы рано утром 29 августа испечь каравай из «новой» муки. Отсюда и одно из названий этого Спаса – Хлебный. «Третий Спас – всем праздникам праздник (урожай собран и можно накрыть богатый стол)», «Третий Спас хлеба припас», «Хорош Третий Спас – зимой будет квас», «Хорошо, если Третий Спас на полотне, а хлебушко – на гумне». Тем не менее Третий Спас был известен далеко не во всей России. Там же, где его праздновали, этот день почти не выделялся в ряду деревенских будней, если не считать церковных молебнов и обычая печь пироги из нового хлеба.